Вернулся я домой с войны,
А дома - слёзы у жены.
Забились в угол пацаны,
Молчат, ни слова.
Давай я старшего пытать,
А разобрался - твою мать! -
Да чей бы ни был он там зять -
Порвал бы снова.
Живучий гад! Он встал к весне.
А я вот сел, и горько мне,
Что День Победы на тюрьме
Встречать придётся.
Я с передачки стол накрыл,
Из хлеба звёздочку слепил,
Сто грамм воды на всех разлил,
Да вот - не пьётся.
А в нашей хате не Перовские маньяки,
Рублёвских тоже нет, здесь мелочь, как и я.
По большей части - поножовщина и драки.
Есть, правда, дед - но то отдельная статья.
Вчерась он выпугал всех нас -
Ухи поел и сплюнул в таз.
Глядел из таза рыбий глаз,
А в глазе - черви.
А у охраны - тоже стол:
Салат, огурчики, рассол
И водкой залитый подол -
Гуляют, стервы!
Я постучал - вдруг повезёт:
Уха без соли не идёт.
Зову дубачку - пусть несёт,
Стою, мечтаю.
Она пришла, глядит в глазок,
Уже поддатая чуток:
- Ещё хоть стукни мне разок…
Предупреждаю!..
Вернулся я ни с чем и к деду сел на нары.
- Скажи, дедуля, правда немец лютовал?
А бабы их - эсэсовские шмары?
Дед отвернулся: - Я в гробу их всех видал.
А дед наш тот ещё! Не зря
За ним Отечественная вся.
К нему залезли два хмыря
За орденами -
А он ведь снайпер, он больной.
Достал из шкапа именной
И всех положил головой
К едрёной маме.
Над ним шутили мы не раз:
- В дуэли фриц был тоже ас?
Раз всё лежишь, а правый глаз
С тех пор трясётся.
Он глянет хмуро, он ершист:
- Да что там немец, что фашист,
Сейчас такая сучья жизнь!.. -
И отвернётся.
Он не встаёт, считай, с вчерашнего обеда.
Лежит и бредит то ль во сне, то ль наяву:
- Прощайте, братцы, доживите до Победы,
А я, наверное, уже не доживу.
В последний раз искро́й урча,
Сгорела лампа Ильича.
Давай стучать мы, звать врача
И звать монтёра.
Скрипят за дверью кирзачи,
В замок врезаются ключи.
Ну вот, дедуля, и врачи
Тюремной скорой.
Их залетело восемь рыл:
- Ну, кто здесь доктора просил?!..
Запахло сыростью могил,
Аж жутко стало.
И лопнул воздух от дубин,
На ручках надпись: «Анальгин».
Все сиганули, как один,
Куда попало.
А в темноте, среди потехи и забавы,
В лучах фонариков ты как мишень - слепой.
Уходишь влево - нарываешься на правый,
Ныряешь вправо - попадаешь на прямой.
Проснулся дед наш невзначай.
Ему кричу я: - Не вставай!
А он привстал, держась за край,
Прям под удары.
И зло в глазах, как под Москвой.
Я к деду, чтоб закрыть собой…
Но поздно - пал он головой,
Затылком в нары.
И вдруг - знакомые черты,
Как нож врага из темноты,
Ударил в спину: - Жорка, ты?!.. -
Попало в печень.
Застыл под рёбрами сапог,
Фонарик высветил зрачок:
- Да неужели ты, Санёк?!
Вот это встреча!..
И нам припомнилась совместная картинка:
Чужие горы, поредевший наш спецполк…
А он стоял, слегка постукивал дубинкой,
А я лежал и кровью харкал на сапог.
А на дверях, как в юбке чёрт,
Дубачка места не найдёт,
Ведь день Победы уж вот-вот -
Всё ближе, ближе.
И поправляя свой берет,
Торопит Жорку: - Слышишь, нет,
Ты его знаешь? А в ответ:
- Впервые вижу.
Закрылась дверь. И боль прошла.
Фриц глянул в оптику ствола,
И его пуля догнала
Лихого деда,
Пробила время, а потом
Вогналась в сердце сапогом
Под звук салюта за окном
На День Победы.
Накрыл я деда чем нашёл - простынкой рваной.
И рядом лёг с ним прямо на пол, у стены.
Так и лежали два последних ветерана
Забеспредельной необъявленной войны.