Рабочий материал документального фильма Дмитрия Завильгельского об Аркадии Северном "Он был почти что знаменит" • Он был почти что знаменит
Благодарность Дмитрию Завильгельскому за предоставленный материал.
Окончание интервью с С.Г.Калятиной. (видео не сохранилось).
Окончание интервью с С. Г. Калятиной.
/14.04.97, С-т. Петербург/
СГ: ... а Аркаша нет, у него в руках денег не было никогда.
ДЗ: В основном Маклаков писал?
СГ: Нет, многие писали, Жемчужные писали, в ресторане, у нас дома. У нас в том доме, в комнате было пианино. Я приехала: боже мой! И пианино, и оркестр в доме.
Как-то я поссорилась с ними, и сказала: "Аркадий, если тебе не будут платить, имей в виду, что я больше с тобой вообще общаться не буду." Я приехала в тот дом, где они писали. Там была очень интересная картина: там стояло несколько бутылок водки и на закуску кочан сырой капусты. Они подбегали в перерыве, пили водку, отрывали капусту и закусывали. Аркадий был очень плох. Он не обращал внимание на еду.... Он истощил себя, истощил.
СГ: Ну что вам еще рассказать о нем?
ДЗ: Вот интересно.../остановка камеры/.. я знаю, что Тамара Джан у него была.
СГ: Тамара Джан была его поклонница. У него было много поклонниц. Таких женщин, к которым он имел прямое отношение, у него не было. Тамара Джан личность далеко не положительная. Они ничего хорошего в его жизнь не вносили. Вот они могли... Вы хотите случай? Такой был случай:
Его везде рассматривали как изюминку к какому-то вечеру. Его могли приглашать в гости, чтобы похвастаться, что у них был Северный. Однажды меня позвали туда, я поехала вместе с ними, я даже не знаю её имени. Они приехали в лагерь пионерский, это было осенью, вообщем не было ребят там. Застолье сделали и был приглашён, значит, Аркаша туда. И как я не пыталась объяснить, что не наливайте, не надо: изюминка вечера, сплошные дифирамбы, он умирал от этого. Он любил, чтобы им восхищались, чтобы им восторгались. Это для него был бальзам для души. И вот: "Аркаша, дорого, выпьем, ты изюминка вечера, ты гений....". Аркадий мог опрокидывать одну, вторую, и думать не мог, чем это кончится. Потом ему стало плохо, он вышел в другую комнату, я ему говорю: "Ну что, доигрался!"
-"Мне стыдно, мне стыдно". Чуть не плакал. Вот такое дикое слабоволие. Полное отсутствие воли.
Когда-то мы его отправили в Москву, чтобы ему сделали, значит, на подшивку. И это был период, когда он думал, что там всё сделали. Действительно, он приехал обратно, пока мы на работе, Аркашка бегал по квартире в фартуке, готовить любил. И ждёт нас вечером с работы, готовит.... Не пил в это время, пел, так всё было хорошо. А потом у него была там неприятность: единственная женщина, которая сыграла роковую роль в его судьбе, это, когда он у нас уже не жил. Он жил в Одессе, там он встретил эту женщину. Красивая женщина, забыла, как её звали. Он привозил её сюда в Ленинград, я не разрешила сюда с ней приходить. Ну эта женщина легкого поведения, видимо, он ей был совершенно не дорог. И она, он повёз её в Москву и там в дипкорпусе, что ли, мне так рассказывали, дал концерт неофициальный. Все ж концерты были неофициальные. Его там закидали деньгами, буквально говоря, с ног до головы закидали деньгами, она эти деньги забрала и уехала. Вот он тогда был подшит. И он решил умереть: он напился, а ничего, нормально всё, но с того момента всё пошло уже к концу. Он стал пить. Потом он приехал в Ленинград перед самой смертью, позвонил мне на работу, просил, чтобы мы встретились, хотел очень видеть. Я ему сказала: "Знаешь, вы мне столько стоили здоровья, не сердись, я честно тебе говорю..." Почему я пишу в стихах, что последний звонок твой как эхо сквозь память звучит. "Я, - говорит,- очень хочу видеть тебя.".
-"Я честно говорю, я от вас уже устала, не хочу видеть". И через три дня раздаётся звонок. Тёща мне звонит: "Софа Григорьевна, вы знаете, что Аркаша умер."
- "Как умер, он же только три дня назад со мной говорил." В какой-то страшной компании, где никто не понял, что с ним произошло. Думали, что он храпит, а он хрипел. Тёща туда поехала, мы узнали, что он в диких условиях, в жутких. Умер от дистрофии и пневмонии. У него уже так произошло с обменом веществ, что он уже не хотел есть. Он страшно худой, и, конечно, голос, вот со мной ребята оспаривали, я сказала, что в Одессе голос уже не звучал. Вы заметили, что в плёнках, есть голос, где прекрасно звучит, а есть, где на надрыве идёт, надрывы с хрипом. Перед смертью, когда уже всё, и все равно он пел. Если можно было бы в гробу петь, он бы и там пел. Вот такой дикой любви, таких бессеребренников я не видела среди таких людей, которые полностью отрицали значения этого фактора. Для него никакой, просто ему было всё равно. Он никогда не договаривался. Ему говорил Маклаков, что мы собираемся, аппаратура подготовлена, Аркаша, приезжай. И вот для него это было верхом счастья, для него это было верхом счастья, остальное всё роли не играло.
ДЗ: Ну всё, спасибо, СГ, за всё.